Невский Бродвей и Бен-Иегуда

Сначала брожу по Невскому с тем американцем-профессором из сна «Утерянный рай». Кстати, этот тот американец, с которым мы разговорились в самолёте, летящем из Сантьяго-де-Куба в Торонто. Тот американец побывал по бизнесу в самых разных странах, но сказал, что из всех городов в мире Питер — самый красивый/он бывал там пару раз лет 9 назад/.
И вот я вожу американца по Невскому, но улица стала полностью пешеходный и напоминает длиннющий рынок: повсюду лотки и магазинчики, и народ не любуется домами и мостами, а высматривает товары на витринах и прилавках.
— Это русский Бродвей — в шутку говорю американцу.
— О, да! — отвечает грустно американец. — теперь он напоминает Бродвей, но раньше было по-другому.
Затем Невский неожиданно превращается в иерусалимскую улицу Бен-Иегуда, мощённую как на Невском белым камнем. Мы направляемся к Яффским воротам и, пройдя под его арками оказываемся в Старом городе.
Я знаю, что никогда более не вернусь в Иерусалим, но часто гуляю по его улочкам во сне. Даже дал установку для осознания во сне, если окажусь в Иерусалиме.
Но город и его улицы был настолько реален, что я, подумав о сне, так и не осознался.
Нас оттеснила в сторону небольшая, но плотная группа молодых арабов. Один из подростков был обернут в палестинский флаг. Затем мимо нас пробежала ватага пейсатых пацанов. Слышались завывания муэдзинов и вкрадчивое бормотание еврейских ортодоксов, которые прямо на улице устроили молитву. Все эти звуки сливались в один очаровательный шум святого города.
Мы набрели на одноэтажное полуразрушенное здание и я решил подняться по его ступенькам и посмотреть, что там внутри. Поднявшись я увидел, что в комнате со снесённой напрочь крышей спит женщина средних лет. Стараюсь тихо побыстрее ретироваться, чтобы не потревожить даму, но та просыпается и недовольно смотрит мне, удаляющемуся, в след. Стараемся побыстрее раствориться в лабиринте Старого Города.