[MaxikУчастник]

Это так. А ещё больше мир изменился бы, если б вы имели способность забывать, всё что угодно, и умышленно.

Мы итак очень много помним. И как мне представляется, проблема в этом – в том, что мы помним с непреклонностью висящего над пропастью, сжавшего в руке ветку.
В детстве мой одноклассник скатился по крыше пятиэтажного дома и висел на железном ограждении крыши. Говорили, что спасательная пожарная команда с трудом уговорила его разжать пальцы.

Непрерывность понимания зиждется на бесперебойной работе памяти. Всё что мы забываем не нарушает нашего равновесия. Даже амнезия является лишь поверхностным нарушением памяти.

Под нами пропасть. Но вы так и не взглянули на неё. Тысячи цепких пальцев – извилистые дендриты и синапсы. Вы не хотите забыть чей то телефонный номер ? А я советовал бы вам ненадолго разжать эти цепкие пальцы, чтобы частота сердечных сокращений взлетела. Чтобы окунуться в перцептуальную неопределённость, где нет телефонных номеров, «здесь», «там», «вчера». Чтобы узнать, что чувствует спущенная с цепи собака, слившаяся с темнотой.

Всю жизнь вас учат созидать «копилку с сокровищами». В школе, в семье, на службе. Мы преуспеваем по мере того, как пускаем корни, возводим здание знаний. Но чем выше стены возведённого нами здания знаний, чем крепче мы сидим на месте, найдя «своё место в жизни», тем дальше секрет.
Нас не учили забывать. Мы расширяем свой кругозор, но никто не учил нас его сужать. Обыкновенно считать, что «знать» и «не знать» находятся на одной оси, а это перпендикуляры.

С «тренировкой памяти» однобоко связывают только её способность запоминать. Но у памяти есть ещё одно редко упоминаемое измерение – она дверь в… где вещи безымянны. Если разжать её мёртвую хватку. Память охраняет нас и не доверяет нам распоряжаться своим разумом как и лёгкие — не доверяют нам дыхание.

Но её можно уговорить. Можно снискать её доверие, а для этого требуется особая дипломатия. Она никогда не засыпает прежде своего подопечного, но зрелище вещей, когда она спит, чудесно. Когда ваша память спит, вы не знаете. В этот момент осознание наиболее остро, так как впервые видит предметы, прежде видимые им тысячи раз – сколько бы раз вы не видели предмет прежде, если вы не помните его, вы видите его впервые.
Помнить предмет – это способ отвернуться от него. Когда вы помните, ваше осознание поверхностно – оно ухватывает только сигнатуры, по которым воссоздаёт остальное, подразумевает, вместо того, чтобы видеть. А для того, чтобы видеть что есть, требуется демонтировать этот порочный механизм.

А для этого потребуется тренировать память. Но не в том смысле, что учиться запоминать, а пресекать её вмешательство. Если вы попробуете это, вы увидите, что препятствием к такому упражнению является только страх. Фундаментальный, древнее религий, социально обусловленный.

Но однажды я услышал, как в подъезде жужжат электросчётчики, это случилось спустя примерно тридцать лет, как я каждый день проходил мимо них.

[MaxikУчастник]

Всё в природе подчинено принципу минимального действия — траектория движения молнии, форма пламени, направление вращения воронки на воде. Из двух равновероятных событий случится то, которое требует меньших преобразований энергии. С этой точки зрения, «совпадение», описанное Листи Грин, является одним из проявлений этого принципа — природе проще продолжить уже существующую тему мышления в её голове, чем начинать новую. Так же природа не всегда идёт на смену физических декораций — можно просто немного модифицировать видимость, приурочить одно к другому. И в этом скряжничестве природы до событий, для нас есть благоприятная возможность — нанизывать всё случающееся с нами единственной нитью, не позволяя событиям тщетно разбежаться «по всем углам».

[MaxikУчастник]

Пережитый автором опыт наводит на размышления о природе сна, тем более, что он отражает существующее положение вещей – сон вовсе не являет собой проекцию дневного опыта.
—————-
Запахи во сне, вкусы во сне, воспоминания во сне о том, что уже происходило, но в других снах – всё это работа аппарата чувствования. Другого аппарата чувств нет. Но объекты чувств во сне не те же самые, что наяву.
—————-
Если я правильно понял, это не противоречит тому мнению, которое высказал здесь Пилигрим. Но вот что интересно – «…в таблице ощущений нет таких аналогов». А это уже противоречит научной парадигме сна.
Потому что согласно др. Лабержу «сон является умственной моделью реальности». Если бы последнее было действительно так, то есть, если бы сон являлся моделью реальности, то вкус от кушаний, полученный Аней во время еды во сне, повторял бы вкус уже хорошо известный её чувству вкуса и поэтому был бы ничем не примечательным. Но, как следует из описания, это не совсем так.
——————
В ещё большей степени такое относится к чувству обоняния, которое во сне воспринимает запахи, не то чтобы более отчётливым образом, а скорее, они несут на себе дополнительное значение, которое наяву с обонянием не может быть связано. Например, запахом во сне обладает не столько отдельный предмет, а ситуация. Эмоциональная атмосфера сна может восприниматься как запах. Случалось ли вам понять, в какого рода сон вы были заброшены темнотой, ещё не увидев ничего, но уже ощутив его предупреждающий запах. Запах некоторых снов способен отравить душевное равновесие, определённым образом пахнущие сны заставляют сновидца искать способа бежать подальше или, с упоеньем вдыхать аромат, наяву ассоциирующийся разве что со смертью. Но если вы будете внимательны, то поймёте, что существующие названия запахов, воспринимаемых нами наяву, не отражают этот, и ассоциации, им вызываемые – всего лишь попытка применить шаблон к явлению, в него не укладывающемуся.
—————-
Ещё сильнее опровергают теорию о сне как о модели реальности, видимые во сне события. Например, стремительный бег на одной ноге, просовывание рук сквозь твёрдые предметы, ныряние с разбегу в висящую на стене картину, сидение на высоких ветвях больших деревьев, межличностные отношение с цветами, чёрными дисками и тускло светящимися шарами, полёт верхом на другом человеке, прятанье в своём теле, например, в большом пальце правой ноги другого существа, всё это и не только это, ни в коей мере не является моделью реальности, потому что в реальности такого никогда не случается.
————
Вписывается ли в теорию о моделировании сном физической реальности, например, появление синтаксических ошибок в написанных во сне словах — лишних букв или не существующих иероглифов?
Как соотносятся с этой теорией слышимые во сне слова чьей то речи, в которых неверно расставлено ударение в слове?
————
По идее, модель должна быть подобна оригиналу, несоответствия если и могут иметь место, то они не должны быть непредсказуемыми, но наблюдаемые во сне не соответствия воспринимаемого во сне с воспринимаемым наяву именно непредсказуемы, они неожиданны и вызывают удивление, а другой раз смех.
————
Такие детали дают повод сомневаться в упомянутой теории, чтобы обратиться к более правдоподобной :
А именно, сны не являются подобием яви точно так, как деревья не являются подобием животных или река не является моделью ветра.
———-
Сны являются таким же объектом чувствования наших тел, как, например, клеёнка на столе. Но точно так же, как если вы выйдете из дома во двор, вы увидите там скамейку, которой не было дома, а клеёнки там нет, так и выходя из яви в сон вы чувствуете во сне то, чего не замечали наяву. В обоих случаях имеет место чувствование, природа которого едина. Скамейка во дворе не моделирует клеёнку в доме, может ли она её символизировать – запросто, потому что символическими связями опутано всё, но это уже совсем другой вопрос. Для нас важно установление природы сна как объекта чувств, которое невозможно до появления у нас специального опыта.
———
Опыт описывается так, в качестве варианта :
Поскольку понять единство природы кухни в помещении и улицы во дворе невозможно до тех пор, пока скамейка с улицы не появится в доме, а клеёнка с кухонного стола на улице, мы должны воспринять объекты улицы в перцептуальном контексте квартиры либо объекты помещенья в перцептуальном контексте улицы. В полной мере осуществить такой манёвр в отношении сна и яви возможно, если мы попробуем представить себе некоего господина, заночевавшего в подъезде или на тротуаре, но который, входя в дом, не снимает сапоги. И аллегорически уподобившись такому человеку, увидим скамейку прямо в доме, клеёнкой же покроем асфальт, то есть объекты сна почувствуем наяву, а предметы яви во сне.
——-
Самый простой способ – сделать это на самой периферии яви у границ сна, поскольку в этом месте они взаимопроникают. Этому есть два препятствия. Первое – добраться до туда. Второе препятствие появляется, когда доберёшься – не соскользнуть на ту или на эту сторону, закрепившись посередине. На самом деле, повторно периодические соскальзывания как на ту, так и на эту сторону — неизбежный побочный эффект пребывания на периферии яви, это мандраже способен пресечь в себе разве многоопытный сновидец, точно знающий, какое из его действий вызывает малейший сдвиг в ту или иную сторону. Но на практике можно воспользоваться вспомогательными средствами, например вертикальным положением одетого тела на свету и с открытыми глазами, внезапное погружение в сон которого вызовет падение, как бы предохраняя сновидца, от бесконтрольного соскальзывания в сон далеко от границы, частично способствуя, тем самым, стабилизации его сознания на периферии. На начальном этапе истерические попытки закрепиться в этом, крайне неустойчивом положении вызывают быстрое истощение из за частых физиологических сдвигов в теле, связанных с тем, что мозг привык только к двум вполне определённым и устойчивым состояниям и не понимает чего вы от него хотите, спать или бодрствовать. Но однажды он это поймёт… если вы сами, потому что он это вы, ясно поймёте это, что двух никогда не существовало. А только одно чувственное восприятие и бесконечное поле объектов чувств, большинство из которых непостижимо и безымянно. Но делая регулярные заплывы в это поле темноты, преисполненное знанием, мы можем принести в свой быт действительность, которой в ней прежде не существовало, хотя не сразу это поймём.
——
Мы не можем знать в точности, какие из чувств возникли у нас раньше и каково их действительное происхождение, потому, что не все из них есть у каждого и степень их развития различна. В наших телах есть такие чувства, которые настолько дремлют, что мы не знаем о их существовании, но в определённых условиях, а эти условия можно создать специально, они пробуждаются к действию и в этот момент мы будем уверены, что происходит сон, поскольку прежде это чувство не испытывали наяву. Если в это время мы спим формально, то есть на боку в темноте и с закрытыми глазами, нам никогда не понять, при всём желании не понять, что это не имеет значения, спишь ты или бодрствуешь, имеет значение только раскрепощение прежде дремлющего чувства, деятельность которого создаёт переживание, понимаемое нами как сон. Но если ты в этот момент формально бодрствуешь, то есть только что, например, поливал цветок у окна, а сейчас немного задумался, если ты видел, как это безымянное чувство пробуждалось в течение предшествовавших пятнадцати минут, то это переживание не будет восприниматься как сон, а только как раскрепощение особой галлюцинации наяву. Но вы должны понять, что галлюцинация это одна из множества форм сна. А все формы сна — это конфигурации сознания. Как и все бодрствования – конфигурации сознания. Среди этих конфигураций существует только та, которая сейчас, даже если она через минуту исчезнет навсегда, сменившись другой, а остальные как мираж, не существуют. Пока она здесь, всё остальное — миф.
——
Именно это заставляет нас думать, что действительна только явь, но действительно всё. И если сейчас не явь, а сон, то действителен сон.
***

[MaxikУчастник]

Когда бы птица в клетке умом архата обладала,
В счастливом иждивении б жила.

Очень интеллектуальная статья. Я восхищён. Автор начал с постановки вопроса и объяснения его значения. Затем последовали варианты неверного ответа и обоснования их ошибочности. Правильный ответ так же был дан и обоснован, но кратко и ненавязчиво, а кроме того, в традиционных терминах восточной философии.
И вот это последнее обстоятельство, на мой взгляд, являет собой изъян. Потому что, если уж писать об осознанности, автору должно быть известно, что терминология, когда она применяется для объяснения чего ни будь, никогда не достигает своей цели.
Не был объяснён термин «чистое сознанье». И не от забывчивости. Дело в том, что чистое сознание — это камень преткновения, ссылка, не ссылающаяся ни на какой объект. Дескать, «нельзя самого себя вытащить за волосы». Чем же такая фикция лучше другой — «бога»? Чистое сознание нельзя понять только потому, что это тупик пониманья. Нельзя отделить темноту от света или холод от тепла, так и сознание не может быть отделено от осознаваемого объекта. Другими словами, «чистым» то оно как раз и не бывает. Если уж требуется указать на сознание, должен быть предъявлен его объект.
Объяснить что-то можно только когда термины не применяются. Худое объяснение должно содержать не просто термины, а традиционные термины чуждой менталитету слушателя культуры. А раз уж это именно тот случай и, кроме того, тема представляется мне чрезвычайно интересной, то я возьмусь на себя смелость конвертировать сказанное в доступную форму выражения. При этом не исключено, что автору такой комментарий показался бы слишком вольным.
Некоторое время знакомясь с произведениями представителей восточной философии я пришёл к убеждению о непригодности применяемого ими терминологического аппарата для целей объяснения типичному мне о сути излагаемых ими там материй. Особенное негодованье этим вызвало во мне «Афоризмы Патанжали», после чего я решил никогда не произносить, например, «сознание» или «дискуссивный ум», а уж тем более «принцип мышления».
Общаясь с разными людьми я обнаружил досадное явление : чем больше кто применяет специальные термины, тем меньше они понимают о чём говорят. На самом деле, этого следовало ожидать, и в данной статье автор хорошо объясняет причину этого.
Все разговоры о сознании, когда их затевает практик, вращаются, так или иначе, вокруг медитации. Этих разговоров вообще не понадобилось бы, если бы она стала предметом быта. А до тех пор мы должны говорить о ней и вокруг. Например о сознании. Но я предлагаю не делать этого, заменив его темой попроще, а именно — что такое «знать» или, что то же самое, «узнавать» или, что то же самое, «познавать» :
Дело в том, что есть две формы понимания, к одной из которых ведёт знание, а к другой не знание. Так вот первая форма неглубока. Мне вспоминается упоминание о каком то персонаже, который, дескать «Сару познал». Та и родила ему, скажем, Мойшу. Так вот эдакое-то познание поглубже иных будет. Или другой пример. Навестил меня Александр, а я ему говорю – присаживайся, Саша, и «отведай» ужин. Те формы познанья, которые не требуют участия речи или способности читать являются подлинным пониманьем. Эту форму пониманья можно назвать восприятием или чувством.
Напротив, та форма, которая зиждется на накопительстве сведений, скорее обременяет своего владельца, чем делает умнее. Между тем, именно с ней, обыкновенно, сегодня связывают всякое образование. Начиная с детского садика, нас учат «расширять свой кругозор». Но я хотел бы научить вас его сужать. Уже хотя бы ради любопытства посмотреть. Сужение кругозора – это своего рода снятие очереди не завершённых приложений, постоянно наполняющих рассудок. А вообще-то сверхсложные машины строятся вовсе не за тем, чтобы мы превращались в ходячие картотеки, а как раз, чтоб освободить людей от интеллектуальной рутины. Люди должны познавать Сару и ужин и ещё очень многое, что иным способом, кроме как чувственно, познать нельзя. Иные способы познания призваны вызывать многие вещи, большинству из которых никогда не суждено случится. Чувство легко отличит спелое яблоко от незрелого, но никогда в чувстве не возникнет яблока в Эдемовом саду. Яблоко в Эдемовом саду способно произрастать только в умах верующих людей и то лишь в том случае, если туда его посеют миссионеры.
Некоторым группам людей присуще питать ложные представления в связи с так называемым «перечнем чувств». Наверняка всякому известен этот перечень из пяти чувств по названиям органа восприятия, соответствующим каждому из них. Заблуждение связано с тем, что хотя органов восприятия действительно пять, так же как и соответствующих им чувств, эти чувства отнюдь не завершают список. На самом деле, существует почти бесчисленное множество различных чувств, лишь для некоторых из которых были придуманы названья. Когда был придуман перечень чувств, появилось представление о «сверхчувственном восприятии», то есть о таком, которое, дескать, обусловлено деятельностью неких, не связанных с телом, духовных органов восприятия. Эта полностью ошибочная идея обязана своим возникновением мнимому знанию о количестве и предназначении чувств в теле, как и мнимому знанию о границах тела и его природе. Тело было провозглашено бренной оболочкой души, а чувственное познание едва ли не атавизмом животного происхождения. Касаемо чувства, оно не просто грубый инструмент инстинктивного реагирования, а основание всякого познания вообще. Чувство совершенный из существующих, язык, на котором всё в природе говорит и только человеку этот язык неведом. Люди даже не подозревают о существовании многих своих телесных функций, которые они научены не ожидать обнаружить в своём теле.
Им говорят о неких «духовных телах», которые, дескать, будут освобождены в момент смерти. Либо что духовное тело должно, по меньшей мере, отделиться от физического, которое для этого обязано пребывать в состоянии глубокой пассивности — так это неверно. Возомнить себе возможность некого мистического начала в человеке, значит вывесить запрещающую печать на своей действительной восприимчивости, глубина которой, на самом деле, необозрима.
Точно так же, как надежды неблагополучных в материальном отношении связаны с достатком, так и надежды голодных в отношении чувственных впечатлений связаны с неограниченным восприятием. Другими словами, дистрофия в отношении увиденного, услышанного, осязаемого, обоняемого и есть то «шило в жо..», которое принуждает собирать чемодан в дорогу. И ехать, идти, лететь в места, по идее, преисполненные этими видами, звуками, запахами. А если без идеи – дурная голова ногам покоя не даёт, только и всего. Надо же двигаться ? Как чувства не ограничиваются перечнем из пяти позиций, так и перелетев на реактивном лайнере в другие города ты ещё не сдвинулся с места. В некотором смысле, существует другая разновидность движения, в направлении неведомых позиций, которые не были включены в перечень человеческих чувств. С прежним же перечнем я посоветовал бы расстаться подальше из за того, что он внушает догматические представления об ограниченности и познанности чувства абстрактным от него умом. А вот другое — неделимый квант и мгновение твоего существования это акт восприятия, предшествующего всякому умственному процессу. Эти следующие друг за другом акты восприятия являют все феномены жизни, включая мышление. Другими словами, всё состоит из чувства. Из чувства сотканы мечты и каменные валуны, оно течёт в твоих венах, оно вылетает изо рта твоего собеседника. Мгновение дерева – век комара. Неужто вы думаете, что существует мгновение и век отдельно от дерева, отдельно от комара ? Отдельно от тебя нет ни одного предмета. Как только Декарт сказал – «я мыслю значит существую», он уже, нечаянно, признал, что индивидуальное существование неотделимо от субъекта. То есть когда Декарт умер, прекратил существование мир Декарта. Если вы посмотрите вокруг и скажете себе – «этот мир исчезнет, когда я проснусь» или «мир исчезнет, когда исчезну я сам», или он подобен реке, где нет вчерашних предметов и даже нет предметов, которые были мгновением раньше. Тогда всё будет соткано из чувств – холод и тепло будет тогда учреждено вашей кожей, красное и зелёное свойством ваших глаз и время будет вашей протяжённостью, и далеко, и давно, и сама объективная материя будет дана вам в субъективном чувстве. На самом деле, ничего нового не произойдёт, а только осознание фактуры бытия, что оно продукт восприятия.
Это чудовищное осознание один мой друг назвал «закаткой», имея, видимо, этим в виду, возникающее одновременно с ним ощущение, которое, должно быть, испытывают консервированные огурцы в банке. Я тоже чувствую некую «гулкость», осознавая, что мои глаза видят очередную сцену из многосерийной киноэпопеи, когда смотрю за окно своей хрущёбы, или когда созерцаю золотые блики заката на стенах многоэтажных домов. Но названье не важно. Было время, когда я подсел на это чувство, так ласкающее мой издёрганный всякими срочностями разум, когда люди кажутся непонятно куда снующими роботами, а эти неподвижные стены домов начинают беззвучно говорить, словно в самое сердце, такие вещи, о которых молчали мои учителя. Хотя эта «закатка» совершенно естественно воспринимается во сне, в качестве основания для миропониманья, это возможно применить так же и наяву, даже не покушаясь на его универсальность. А можно и покусится, если вы не собираетесь использовать атомную бомбу только в качестве хлопушки. Не так важно, примете ли вы всерьёз подобные солипсические рассуждения, вполне достаточно счесть их всего лишь некой уловкой, например, что это только психофизический инструмент для отдельных целей. По меньшей мере, вы должны согласиться, что если человек рассуждает так, находясь во сне, он воплощает эталон рассудительности. Претворившись солипсистами, мы выглядели бы не более эксцентрично, чем если бы начали проверять действительность на предмет её подлинности, как это делают некоторые, да и я сам так делал, серьёзно настроенные поймать свои сны с поличным. И то и другое направлено на результат, разница в том, что результат может быть не один, а несколько. Что привлекает внимание в не претендующих на знание чего либо, протоколах происходящего перед глазами, их магнетическая чистота от эзотерических или религиозных догматов. Ибо всякий вопрос увидевшего происшествие ближе к пониманию, чем десять ответов тех, чьих тел этот вопрос не касался, кто не был участником случившегося события. Словно поэзия, понимание не находит пристанища в умах. Вы могли бы не поверить, а только понимание не существует вчера, оно как этот дымящийся ужин, который завтра не сумеет насытить ничей желудок. Знать – свойство мгновенья, которое следующие за ним мгновенья не наследуют. Если своему знанию вы позволяете существовать дольше одного мгновенья, вы наполняете свой разум мёртвыми останками этого знания. Из всех вредных привычек некоторые остались за пределами вниманья. Знание должно было течь рекой сквозь ваш разум, вымывая из него частицы прежней воды, чтобы оно было свежим. Оно появляется из за горизонта вестями о счастливом времени, приближается, окатывает приливом, испытывая прочность ваших нервов, зрелость вашего тела. Затем уходит навсегда, сменяясь новым известием, показавшемся на горизонте, приближающимся, берущими в оборот ваши мышцы и кровь и органы, чтобы попытаться их сломить, взорвать изнутри и, не сумев это сделать, отступить навсегда, открыв вас новому гостю. Который перед немного открытой дверью стоит, а вы её хозяин. Я искал их как поэт музу. Знания дули мне в лицо прикосновением неподвижного ветра из ночной форточки, его лаяли собаки в окрестных дворах. О нём шелест листьев, и боялся, и ждал, как влюблённый ждёт новой встречи, каждый вечер, в окружении таких белых и таких пустых стен, которые стали лучше друзей. О чём это всё ? Не знаю. О безымянном. Об океане, поглотившем все ответы, как впадающие в него мелкие реки и ручьи. Зрелище которого невыносимо, но притягательно. И лишь затворив двери чувств, притупив осознание путём непреклонной фиксации на гардеробах и мебели и прочих предметах хозяйственного значения, мы плывём в этом чёрном океане на острове из тонкого льда, этой фиксацией воздвигнув оазис человечности, окружив его крепостью из слов, затворив себя в этом чреве, не родившиеся ещё для природы от своих не хитрых надежд. Люди ещё не сдвинулись с места, не узнали других берегов, дверь на замке закрыта изнутри.
Сны бесплатный подарок, благодаря которому можно легко понять не природу, а предмет осознания. То есть, что именно сознание должно осознавать, чтобы не видимое владело видящим, а видящий владел видимым. Этим предметом осознания является знание о происхождении феномена восприятия, как о продукте чувств. Другими словами, знание того, что чувства воздвигают мир. Поскольку чувства принадлежат телу видящего, видимый мир, включая видимую часть тела – это процесс, происходящий в его теле. Видимость мира не постоянна и стабильна в той степени, в какой непостоянен и стабилен процесс его восприятия. Например, знание того, что окружающее вас, в подавляющей степени, вы сами – это и есть тот предмет осознания, делающий вас владельцем видимого вами, а не его марионеткой. Ближайшим результатом сознания такой формы, при условии его непрерывности, является, естественное сновидение без каких бы то ни было вспомогательных процедур, нередко околоидиосинкратических по своему характеру, чтобы заменить слово «идиоцких», но вовсе не единственным результатом.
Такая позиция, в смысле субъект-объектного отношения, находится достаточно далеко от повседневного. Хотя разницу можно ощутить внятно, описание этих ощущений, с неизбежностью, было бы неудовлетворительным для многих. Например, переход в эту позицию, смена отношения к окружающей вас вокруг видимости, а равно и к осязаемому вами внутри, как, в некотором смысле, находящемся в вашей голове, производит вполне осязаемое ощущение сдавленности в некотором объёме. Как если бы предметы комнаты и улицы за окном были частью трёхмерного изображения на внутренней поверхности вашего черепа. Нет, стенка черепа не отделяет вас от мира по ту сторону кости – она он сам, его горизонт и его предел.
К сожалению, масштабное понимание этого положенья, по понятным причинам, не возможно наяву. Наяву мы обладаем особенным верованием, фундаментальным по отношению к прочим – мы верим, что мир самостоятелен от субъекта как отдельная сущность в себе. Но, как всегда, на страже этого убеждения стоит только отсутствие опыта. И этот опыт может быть приобретён. У меня не хватит никаких слов, есть такие пропасти в пространстве пониманья, куда брошенный камень не узнает дна. Вопрос, который способен прижать к земле от бессильного удивленья, даже кто видел чудовищные миры, его нельзя даже сформулировать. Существуют ли эти миры, не имеет никакого значения, важно лишь то, что мы сами можем существовать в них. Вот Декарт, возможно, не имел опыта мышления в каком ни будь из своих снов. Существование во сне не такая уж очевидная вещь, как могло показаться Декарту, потому что во первых где существую, а во вторых, кто существует. В чём-то таком, чего нет или, по меньшей мере, не будет, а сам при этом призрак, вот тебе и «существую». Поэтому мир должен быть размещён туда, где ему самое место — происхождение мира как вторичного от восприятия позволяет снизить давление вопросов на пониманье.
Соглашаясь с автором, мы не можем знать, что такое сознанье, тем не менее, его предмет нам известен. У Патанджали об этом написано так – «причина всего устраняемого есть слияние зрящего со зримым». То есть, например, зритель в кинотеатре, если кино интересное, сливается с видимым им фильмом. Но если зритель может выйти из здания кинотеатра, то люди не могут прекратить просмотр ими фильма своей жизни. Их внимание непреклонно фиксировано на её чертах. Предмет осознания должен быть нам известен, если мы сочтём возможным разорвать эту фиксацию и устранить слияние видящего с видимым. Другими словами, мы хоть и не можем определить сознание, вполне можем осознавать, если точно будем знать, что именно осознавать.
Наверняка вы часто слышите или читаете о том, что, дескать, «мы не осознаём происходящего» или «люди действуют бессознательно». Так же, можно слышать о том, что следует «сознательно совершать поступки», а тут и вовсе автор пишет о «чистом сознании» и что, дескать, не иллюзия ли оно. Приехали!…в тупик. Поэтому я хочу отвлечь ваше внимание от этого пресловутого термина и обратить его на предмет. Осознаваемым предметом может быть нечто, что растащит ваши познающие силы на кусочки. Например, таким объектом могла бы стать идея самого себя, настолько же дырявая, как идея чистого сознания. По какой то нелепости, преследующие осознанность люди, в прошлом и сейчас пытаются сфокусироваться то на себе, то на Брахмане, то на чистом сознании. Но всё это объекты ума, а не объекты чувств, поэтому попытка осознать их будет неизменно заканчиваться фиаско. А почему — осознание функция чувств, а не умственная функция, вот почему. Умственная функция вообще может быть временно приостановлена полностью, при этом не только не ослабив способность осознавать, а обострив её многократно. С другой стороны, умственная функция так энергоёмка, что повесив свой «процессор» на какой ни будь дырявой задаче, вроде попытки осознать в себе «высшую самость», вы полностью угрохаете на неё свои силы, и их не останется для чего ни будь, что действительно способно обострить ваше осознание до такой степени, чтобы оно, например, видя сон, знало, что оно видит сон. Силы у человека ограничены, и их можно рассеивать действием, не соответствующим желаемому.
Предмет осознавания имеет критическое значение. Все фокусы с сознанием зиждятся, так или иначе, на оптимальном выборе объекта осознания. Как жонглёр знает точное время, когда он может улыбнуться людям в зале, а когда он должен нащупать летящее кольцо.
Сознание не константа, а переменная. Другими словами, нельзя осознавать пять минут подряд, а только мгновенье. В течение же пяти минут возможно лишь множество изолированных друг от друга осознаний, каждое из которых пробуждается, расцветает и увядает навсегда. Поэтому в следующем мгновении должен быть новый акт осознания, предыдущий не наследуется, заново будет выбран его предмет, даже если он имеет то же название, осознавание этого предмета не останется прежним. Поэтому начиная с любого длящегося мгновенья можно по ошибке схватить не то «кольцо», растаскивающий познающие силы предмет, и тогда представленье не удастся. Наряду с этим, если череду отдельных актов осознаний, восприятие, выставить определённым образом, оно способно на поистине чудесные сартальвартали без каких ни будь прелюдий вроде каменной неподвижности. Я много читал о том, что всяческие «низшие психизмы» отвлекают, де, от высоких целей, способны сбить с пути в левые отклонения, но не поверил ни единому слову. Потому что знаю не понаслышке этих любителей Алханаев, ночных кострищ и душеполезных бесед. Каждый из таких умер бы исключительно от скуки, если не выпустить его из комнаты четырёх голых стен. Но знаком и с такими, кто готов есть наиболее ядовитые отравы, чтоб только узнать тошнотворный страх или восторг. Последние гораздо прагматичнее, но избалованы своими препаратами. Между тем, сугубо психические практики очень похожи на заделия вроде банных процедур и как и в случае бани, нужно только понять в чём их жар и свежесть а тогда они перестанут быть столь отталкивающими. Например, самый простой, на мой взгляд, путь придти к острому осознаванию происходящего лежит через незнание. Потому что незнание открывает восприимчивость, знание же её усыпляет, но этот путь при всей простоте очень неуютен, почти противоестественен. Зато во сне любой человек по сравнению с таким, кто воплотит эту стратегию, будут круглые идиоты. На самом деле, идиотами они по сравнению с таким оказываются и наяву, но последнее не так очевидно. Недостаток в том, что незнание нужно долго изучать. Другой путь даёт сразу глубокую модификацию обычного сознания, которую можно получить лишь в незнании в его крайней степени – это «глядение» в поклоне или прямо. Я должен объясниться, что названия этим процедурам были придуманы не мной. Глядение настоящий подарок и мост от снов к яви. Сперва в дремотном состоянии, а когда поймёшь как возникают сны, то наяву. Хотя модифицированные формы сознанья традиционно не принято оценивать по их продуктивности и некоторые, вероятно, не согласятся, а только именно восприятие в непривычных диапазонах может быть мерилом прогресса воспринимать, способности ощутить или увидеть.
Сны – суть изменённого восприятия и все его типы можно, с приблизительностью, назвать восприятием снов. Начиная от драматических флуктуаций эмоционального фона, снах эмоциональных состояний и до пугающе глубоких нарушений способности интерпретировать воспринятое. Люди никогда не выходят за рамки узкого спектра, но наиболее алчным из нас ведомы и его пределы.

[Автор]

Сообщения